РОССИИ Взлетел расщепленный вагон! Пожары… Беженцы босые… И снова по уши в огонь Всплываем мы с тобой, Россия. Опять судьба из боя в бой Дымком затянется, как тайна, Но в час большого испытанья Мне крикнуть хочется: «Я твой!»
Я твой. Я вижу сны твои, Я жизнью за тебя а ответе! Твоя волна в моей крови, В моей груди не твой ли ветер? Гордясь тобой или скорбя, Полуседой, но с чувством ранним, Люблю тебя, люблю тебя Всем пламенем и всем дыханьем.
Люблю, Россия, твой пейзаж: Твои курганы печенежьи, Стамухи белых побережий, Оранжевый на синем пляж, Красивый мех лесной зари, Олений бой, тюленьи игры, И в кедраче на Уссури Шаманскую личину тигра.
Люблю, Россия, птиц твоих: Военный строй в гусином стане, Под небом сокола стоянье В размахе крыльев боевых, И писк луня среди жнивья В очарованье лунной ночи, И на невероятной ноте Самоубийство соловья.
Ну, а красавицы твои? А женщины твои, Россия? Какая песня в них взрастила Самозабвение любви? О, их любовь не полубыт: Всегда событье! Вечна мета! Россия… За одно за это Тебя нельзя не полюбить.
Люблю стихию наших масс? Крестьянство с философской хваткой, Станину нашего порядка - Передовой рабочий класс, И выношенною в бою Интеллигенцию мою - Всё общество, где мир впервые Решил вопросы вековые.
Люблю великий наш простор, Что отражён не только в поле, Но в революционной воле Себя по-русски распростёр: От декабриста в эполетах До коммуниста Октября Россия значилась в поэтах, Планету заново творя.
И стал вождём огромный край От Калымы и до Непрядвы… Так пусть галдит над нами грай Черня привычною неправдой. Но мы мостим прямую гать Через всемирную трясину, И ныне воспринять Россию, - Не человечество принять?
Какие ж трусы и враги О нашей гибели судачат? Убить Россию – это значит Отнять надежду у Земли. В удушье денежного века, Где низость смотрит с высока, Мы окрыляем человека, Открыв грядущие века 1942г. – Действующая армия К ВОПРОСУ О РУССКОЙ РЕЧИ Я говорю: «пошел», «бродил», А ты: «пошла», «бродила». И вдруг как будто веяньем крыл Меня осенило!
С тех пор прийти в себя не могу... Всё правильно, конечно, Но этим «ла» ты на каждом шагу Подчеркивала: «Я — женщина!»
Мы, помню, вместе шли тогда До самого вокзала, И ты без малейшей краски стыда Опять: «пошла», «сказала».
Идешь, с наивностью чистоты По-женски всё спрягая. И показалось мне, что ты — Как статуя — нагая.
Ты лепетала. Рядом шла. Смеялась и дышала. А я... я слышал только: «ла», «Аяла», «ала», «яла»...
И я влюбился в глаголы твои, А с ними в косы, плечи! Как вы поймете без любви Всю прелесть русской речи?1920 СОНЕТ А я любя был глуп и нем. Пушкин
Душевные страдания как гамма: У каждого из них своя струна. Обида подымается до гама, До граянья, не знающего сна;
Глубинным стоном отзовется драма, Где родина, отечество, страна; А как зудит раскаянье упрямо! А ревность? M-м... Как эта боль слышна.
Но есть одно беззвучное страданье, Которое ужасней всех других: Клинически оно - рефлекс глотанья, Когда слова уже горят в гортани,
Дымятся, рвутся в брызгах огневых, Но ты не смеешь и... глотаешь их. 1951 СОНЕТ Бессмертья нет. А слава только дым, И надыми хоть на сто поколений, Но где-нибудь ты сменишься другим И все равно исчезнешь, бедный гений.
Истории ты был необходим Всего, быть может, несколько мгновений... Но не отчаивайся, бедный гений, Печальный однодум и нелюдим.
По-прежнему ты к вечности стремись! Пускай тебя не покидает мысль О том, что отзвук из грядущих далей Тебе нужней и славы и медалей.
Бессмертья нет. Но жизнь полным-полна, Когда бессмертью отдана она.14 ноября 1943, Аджи-Мушкайские каменоломни СОНЕТ Правду не надо любить: надо жить ею.
Воспитанный разнообразным чтивом, Ученье схватывая на лету, Ты можешь стать корректным и учтивым, Изысканным, как фигурист на льду.
Но чтобы стать, товарищи, правдивым, Чтобы душе усвоить прямоту, Нельзя учиться видеть правоту - Необходимо сердцу быть огнивом.
Мы все правдивы. Но в иные дни Считаем правду не совсем удобной, Бестактной, старомодной, допотопной -
И гаснут в сердце искры и огни... Правдивость гениальности сродни, А прямота пророчеству подобна.1955 *** Империи были с орлами, Теперь обходятся без. Где ты, красный парламент, Свободных дискуссий блеск?
Сменил их чёрный порох, Съела седая ложь. Царят пауки, о которых У Маркса не прочтёшь.
Для них молочные реки, Для них кисель-берега. Огрехи? Чихать на огрехи! Была б на курке рука.
(А Русь, в поту перемыта, Влачит немое житьё.) Коммуна не пирамида: Рабам не построить её. 1963 В часы бессонницы Спит девчурка. Деловито спит. Спит до новых синяков и ссадин. Спит жена и носиком сопит: Милая, она устала за день.
Я ж устал не за день, а за век, За тысячелетье! Боже, боже... Вспоминаю вереницу вех И боюсь, боюсь их подытожить.
Ах, Россия, горе ты моё! Для того ли Пугачёв и Разин, Чтоб тебя облапило хамьё На идейно-философской базе?
Ленин поднимался для того ль, Чтобы наглые «Чего-Извольте» Миллионы человечьих воль Превращали в человековольты?
И, как древле, снова и опять, В хомутища загоняя выи, С лозунгом «тащить да не пущать» Воцарялися городовые?
Кто он, нынешний городовой? Это человечина с дипломом! Пас он в детстве яловку за домом, Эхо окликая под горой,
А потом попал в номенклатуру, Эту книгу голубых имён, Растерял крестьянскую натуру, Чинопочитаньем умилён -
Что ему теперь в твоей Коммуне? Что ему его родимый дол, Если, вылезши из тёмной клуни, В анфиладу светлую вошёл?
Будет ли ему в Коммуне лучше? Станет ли вольготней для родни? Что он там такого заполучит, Без чего бытует в эти дни?
Пусть рабочему мала зарплата, Пусть крестьянин даже недоест, Служащий в приглаженный заплатах Пусть застенчиво плетётся в трест.
Пусть за неудачей неудача, Пусть в него стреляет анекдот - Перед хамом главная задача, Чтобы шло всё так же, как идёт.
Чтоб навек одни и те же люди Были руководству суждены, Самосудом сбивши правосудье, Начихав на мнение страны,
Чтобы тишина в полнейшей мере Под волшебным заклинаньем: «пли!», Чтобы ханжество и лицемерье Нашу Конституцию блюли.
Слушай, хам в нейлоновых кальсонах, Лже-партиец, нео-дворянин! Эти мысли в полночах бессонных Я переживаю не один.
Так задумайся и ты немного, Хоть на миг, наморщив гладкий лоб: Низовые массы даже в бога Веруют, покуда верит поп.
К дьяволу ж плакаты да парады! В душу ясновиденье направь... Ах, Россия, край великой правды В мириадах маленьких неправд. 1952 Пролог к драматической трилогии «Россия» Россия… Родина моя, Россия, Я с каждым днём люблю тебя сильней. Любая неказистая осина, Звенящая среди болотных пней, Ветла какая-нибудь у дороги, Да и сама дорога впереди Мне так близки, что только сердце вздрогнет И разольётся нежностью в груди.
Но ведь любить гнездо своё до дрожи Дано и птице у родимых стрех. Нет. Есть в России то, что Родины дороже, Что делает её святынею для всех. Сторонка каждая по-своему красива, А дедов край везде и всюду мил… Мы не страну в тебе боготворим, Россия, Ты больше, чем страна: ты – мир…1941 *** Был у меня гвоздёвый быт: Бывал по шляпку я забит, А то ещё и так бывало: Меня клещами отрывало. Но, сокрушаясь о гвозде, Я не был винтиком нигде. 1965 Русская девушка Если ты пленился Россией, Если хочешь понять до корней Эту душу, что нет красивей, Это сердце, что нет верней, -
Не копайся в учёных книгах И в преданиях старины, А взгляни среди пажитей тихих Лишь на девушку нашей страны.
Ты увидишь в глазах широких Синий ветер высоких широт: В них – легенда о светлых сроках, В них – живой этой верой народ.
По разлёту крылатых линий Меховых тёмно-русых бровей Ты почуешь порыв соколиный Неуёмных русских кровей.
А какая упрямая сила В очертаниях этого рта! В этой девушке – вся Россия, Вся до родинке разлита.
Погляди на летящую гривку, На лихую посадку её, Когда с поля на стриженом Сивке Скачет в галках через жнивьё.
Платье знаменем по ветру плещет, Серебром полотна звеня, А она, пригибая плечи, Только гонит и гонит коня,
А она упоённо хохочет И несётся вперёд, вперёд: Если изгородь – перескочит, Если рытвина – махом берёт.Я ЭТО ВИДЕЛ! Можно не слушать народных сказаний, Не верить газетным столбцам, Но я это видел. Своими глазами. Понимаете? Видел. Сам.
Вот тут дорога. А там вон - взгорье. Меж нами вот этак - ров. Из этого рва поднимается горе. Горе без берегов.
Нет! Об этом нельзя словами... Тут надо рычать! Рыдать! Семь тысяч расстрелянных в мерзлой яме, Заржавленной, как руда.
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько. Может быть, партизаны? Нет. Вот лежит лопоухий Колька - Ему одиннадцать лет.
Тут вся родня его. Хутор "Веселый". Весь "Самострой" - сто двадцать дворов Ближние станции, ближние села - Все заложников выслали в ров.
Лежат, сидят, всползают на бруствер. У каждого жест. Удивительно свой! Зима в мертвеце заморозила чувство, С которым смерть принимал живой,
И трупы бредят, грозят, ненавидят... Как митинг, шумит эта мертвая тишь. В каком бы их ни свалило виде - Глазами, оскалом, шеей, плечами Они пререкаются с палачами, Они восклицают: "Не победишь!"
Парень. Он совсем налегке. Грудь распахнута из протеста. Одна нога в худом сапоге, Другая сияет лаком протеза. Легкий снежок валит и валит... Грудь распахнул молодой инвалид. Он, видимо, крикнул: "Стреляйте, черти!" Поперхнулся. Упал. Застыл. Но часовым над лежбищем смерти Торчит воткнутый в землю костыль. И ярость мертвого не застыла: Она фронтовых окликает из тыла, Она водрузила костыль, как древко, И веха ее видна далеко.
Бабка. Эта погибла стоя, Встала из трупов и так умерла. Лицо ее, славное и простое, Черная судорога свела. Ветер колышет ее отрепье... В левой орбите застыл сургуч, Но правое око глубоко в небе Между разрывами туч. И в этом упреке Деве Пречистой Рушенье веры десятков лет: "Коли на свете живут фашисты, Стало быть, бога нет".
Рядом истерзанная еврейка. При ней ребенок. Совсем как во сне. С какой заботой детская шейка Повязана маминым серым кашне... Матери сердцу не изменили: Идя на расстрел, под пулю идя, За час, за полчаса до могилы Мать от простуды спасала дитя. Но даже и смерть для них не разлука: Невластны теперь над ними враги - И рыжая струйка из детского уха Стекает в горсть материнской руки.
Как страшно об этом писать. Как жутко. Но надо. Надо! Пиши! Фашизму теперь не отделаться шуткой: Ты вымерил низость фашистской души, Ты осознал во всей ее фальши "Сентиментальность" пруссацких грез, Так пусть же сквозь их голубые вальсы Торчит материнская эта горсть.
Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней, Ты за руку их поймал - уличи! Ты видишь, как пулею бронебойной Дробили нас палачи, Так загреми же, как Дант, как Овидий, Пусть зарыдает природа сама, Если все это сам ты видел И не сошел с ума.
Но молча стою я над страшной могилой. Что слова? Истлели слова. Было время - писал я о милой, О щелканье соловья.
Казалось бы, что в этой теме такого? Правда? А между тем Попробуй найти настоящее слово Даже для этих тем.
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки, Но строчки... глуше вареных вязиг. Нет, товарищи: этой муки Не выразит язык.
Он слишком привычен, поэтому бледен. Слишком изящен, поэтому скуп, К неумолимой грамматике сведен Каждый крик, слетающий с губ.
Здесь нужно бы... Нужно созвать бы вече, Из всех племен от древка до древка И взять от каждого все человечье, Все, прорвавшееся сквозь века,- Вопли, хрипы, вздохи и стоны, Эхо нашествий, погромов, резни... Не это ль наречье муки бездонной Словам искомым сродни?
Но есть у нас и такая речь, Которая всяких слов горячее: Врагов осыпает проклятьем картечь. Глаголом пророков гремят батареи. Вы слышите трубы на рубежах? Смятение... Крики... Бледнеют громилы. Бегут! Но некуда им убежать От вашей кровавой могилы.
Ослабьте же мышцы. Прикройте веки. Травою взойдите у этих высот. Кто вас увидел, отныне навеки Все ваши раны в душе унесет.
Ров... Поэмой ли скажешь о нем? Семь тысяч трупов. Семиты... Славяне... Да! Об этом нельзя словами. Огнем! Только огнем! 1942, Керчь Andante Живу, дышу, а в душе обида... Проносятся волны, ржаво гремя... Ты затонула, как Атлантида, Республика Ленина, юность моя.
Другая взошла и стоит на сваях, Всех заверяя, будто всё та ж, Да-да, всё та же родина гаек, Лишь поднялась на верхний этаж.
Стоит на железных протезах страна, Отчаянно не подавая вида, Что затонула, как Атлантида, Республика золотого сна. 1959 *** Нет! опаснее! вещи! Чем так называемый ум: Он всегда раздражается, вечно Подымает в народе шум.
К чему ж бюрократской касте Такому кадить выдвиженцу? Россия при всякой власти Истребляет свою интеллигенцию.1949 *** Если не выскажусь - задохнусь! Днём сокровенное - в угол под лавку. Ночью проснёшься и слушаешь Русь: Каждою жилкой каждую травку.
Сосны шумят, будто поезд идёт. Поле кого-то шурша утешает. Столб телеграфный - и тот поёт, Проволока - и та вещает!
Форточка каркает. Ноет гнус. Лишь я свою душу молотом в плюшку! Если не выскажусь - задохнусь. И вот кричу... закусив подушку. 1937 *** Нас много одиноких. По ночам Мы просыпаемся и шарим спички, Закуриваем. Стонем по привычке И мыслим о начале всех начал.
В окошко бьются листья золотые. Они в гербах и датах. Полночь бьёт. А мы всё курим, полные забот. Нас много одиноких. Вся Россия. 1937 Прелюд Когда-нибудь о нашем веке Потомок скажет: «В этот век Поймал, как молнию, навеки Стихию слова человек. И он по линиям и клеткам, Как ток, пустил его крыла! Оно служило пятилеткам, Творя великие дела, Оно тащило мир из праха, Преобразуя естество!
Лишь музы плакали от страха Перед могуществом его». 1937 О Родине За что я Родину люблю? За то ли, что шумят дубы? Иль потому, что в ней ловлю Черты и собственной судьбы?
Иль попросту, что родился По эту сторону реки - И в этой правде тайна вся, Всем рассужденьям вопреки.
И значит, только оттого Забыть навеки не смогу Летучий снег под Рождество И стаю галок на снегу?
Но если был бы я рождён Не у реки, а за рекой - Ужель душою пригвожден Я был бы к Родине другой?
Ну, нет! Родись я даже там, Где пальмы дальние растут, Не по судьбе, так по мечтам Я жил бы здесь! Я был бы тут!
Не потому, что здесь поля Пшеницей кланяются мне, Не потому, что конопля Вкруг дуба ходит в полусне,
А потому, что только здесь Для всех племён, народов, рас, Для всех измученных сердец Большая правда родилась.
И что бы в мире ни стряслось, Я знаю, вот она, страна, Которую за дымкой слёз Искала в песнях старина.
Твой путь, республика, тяжёл. Но я гляжу в твои глаза: Какое счастье, что нашёл Тебя я там, где родился.1947
Источник: sssr.hut.ru
|
|